![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Из жизни судпсихэкспертов
Языком протокола
Надо сказать, что проведение судебно-психиатрических экспертиз – это не только работа. Это ещё и особое эстетическое удовольствие, которое получаешь, читая материалы дел.
Очень, очень туго приходится работникам правоохранительных органов: ведь то, что в обычной беседе можно изложить 2-3 красочными оборотами, в протоколе не напечатаешь. Опять же, многие обстоятельства произошедшего в реальности лучше не предавать прямой огласке: кто знает, тот прочтёт между строк, а кому не положено – пусть удивляется. В результате рождается новый жанр повествования – протокольный.
«На кровати лежит труп. Рядом трупова жена и труповы дети. Все плачут» – это из рапорта, тут человеку было некогда формулировать, как думал, так и писал.
«Имея умысел на хищение чужого имущества, под покровом ночи путём взлома тайно проник (просто песня!) в помещение и тайно похитил 230 кг арбузов (силён, силён, а с виду не скажешь – пацанёнку 13 лет, метр с кепкой и локтевая вена вместо бицепса)». Точнее, похитил он 5 или 6 арбузов, отпинав их ногами под горку, где уже ждали друзья из того же детдома, а ушлый хозяин магазинчика решил весь бой и всё гнильё списать под это дело.
«Будучи задержан сотрудником патрульно-постовой службы, нецензурно отозвался об его родителях, самом сотруднике и полиции в целом, порвал на полицейском форменный головной убор, чем причинил последнему моральные страдания» – бог с ними, страданиями, но это же с какой силой надо было драть фуражку!
И вот ещё, совершенно прекрасное, из характеристики, присланной с прежнего, далёкого места жительства подсудимого: «малчик сладкий-сладкий». Без комментариев.
1 товарищ во время судебного заседания так заковыристо и многоэтажно выразился в адрес присутствующих, что было открыто ещё 1 уголовное дело – об оскорблении. Отдельный том этого дела занимала только лингвистическая экспертиза монолога, привести которую нет возможности из соображений тайны следствия.
Не меньший восторг испытываешь, читая список вопросов, адресованных следствием судебно-психиатрической экспертизе. Складывается такое впечатление, что смысл некоторых терминов – например, «патологический аффект» – от вопрошающих напрочь ускользнул и упорно прячется, но само словосочетание звучит круто, отчего бы лишний раз не спросить?
К примеру, присылают дело о покушении на убийство: один несознательный гражданин подговорил 2 других взорвать машину должника. Вопрос следствия: а не находился ли организатор в это время в патологическом аффекте? Ага, и гнал пургу при этом настолько убедительно, что индуцировал исполнителей.
Или дело об изнасиловании: а не находился ли подозреваемый в состоянии патологического аффекта? Хмм, обычно в состоянии патологического аффекта если чем и размахивают, то уж скорее кулаками, ножами или топорами, но никак не тем, чем положено груши околачивать.
Или вопрос: а было ли изнасилование? Встречный вопрос: а вы кого спрашиваете? Почему нас? Мы что, свечку держали, или советы полезные давали?
Вопрос по тому же делу: в каком эмоциональном состоянии находился обвиняемый? В приподнятом, чёрт возьми! Местами...
Впрочем, как-то раз прозвучал очень хороший вопрос, истинный смысл которого был умело завуалирован. Суть дела такая: наркотики на зону доставляются различными способами. В том числе и перебрасываются через забор. А уж там – кто быстрее подберёт. Каждый такой бросок – дело рискованное, поскольку если поймают, то отхватишь сначала люлей, а потом срок. Поэтому платят за попытку неплохо, и недостатка желающих рискнуть нет, особенно молодых и безбашенных. Вот один такой и метнул пакет с куском кирпича в качестве балласта. И попал. Во всех смыслах: кирпич угодил аккурат по макушке инспектору ГУФСИНа, совершавшему моцион по ту сторону забора. Детали произошедшего далее опустим. Вопрос судьи, с тонкой издёвкой: «каков интеллектуальный уровень подозреваемого»? Иными словами – ну, не дурак ли?
Надо сказать, что проведение судебно-психиатрических экспертиз – это не только работа. Это ещё и особое эстетическое удовольствие, которое получаешь, читая материалы дел.
Очень, очень туго приходится работникам правоохранительных органов: ведь то, что в обычной беседе можно изложить 2-3 красочными оборотами, в протоколе не напечатаешь. Опять же, многие обстоятельства произошедшего в реальности лучше не предавать прямой огласке: кто знает, тот прочтёт между строк, а кому не положено – пусть удивляется. В результате рождается новый жанр повествования – протокольный.
«На кровати лежит труп. Рядом трупова жена и труповы дети. Все плачут» – это из рапорта, тут человеку было некогда формулировать, как думал, так и писал.
«Имея умысел на хищение чужого имущества, под покровом ночи путём взлома тайно проник (просто песня!) в помещение и тайно похитил 230 кг арбузов (силён, силён, а с виду не скажешь – пацанёнку 13 лет, метр с кепкой и локтевая вена вместо бицепса)». Точнее, похитил он 5 или 6 арбузов, отпинав их ногами под горку, где уже ждали друзья из того же детдома, а ушлый хозяин магазинчика решил весь бой и всё гнильё списать под это дело.
«Будучи задержан сотрудником патрульно-постовой службы, нецензурно отозвался об его родителях, самом сотруднике и полиции в целом, порвал на полицейском форменный головной убор, чем причинил последнему моральные страдания» – бог с ними, страданиями, но это же с какой силой надо было драть фуражку!
И вот ещё, совершенно прекрасное, из характеристики, присланной с прежнего, далёкого места жительства подсудимого: «малчик сладкий-сладкий». Без комментариев.
1 товарищ во время судебного заседания так заковыристо и многоэтажно выразился в адрес присутствующих, что было открыто ещё 1 уголовное дело – об оскорблении. Отдельный том этого дела занимала только лингвистическая экспертиза монолога, привести которую нет возможности из соображений тайны следствия.
Не меньший восторг испытываешь, читая список вопросов, адресованных следствием судебно-психиатрической экспертизе. Складывается такое впечатление, что смысл некоторых терминов – например, «патологический аффект» – от вопрошающих напрочь ускользнул и упорно прячется, но само словосочетание звучит круто, отчего бы лишний раз не спросить?
К примеру, присылают дело о покушении на убийство: один несознательный гражданин подговорил 2 других взорвать машину должника. Вопрос следствия: а не находился ли организатор в это время в патологическом аффекте? Ага, и гнал пургу при этом настолько убедительно, что индуцировал исполнителей.
Или дело об изнасиловании: а не находился ли подозреваемый в состоянии патологического аффекта? Хмм, обычно в состоянии патологического аффекта если чем и размахивают, то уж скорее кулаками, ножами или топорами, но никак не тем, чем положено груши околачивать.
Или вопрос: а было ли изнасилование? Встречный вопрос: а вы кого спрашиваете? Почему нас? Мы что, свечку держали, или советы полезные давали?
Вопрос по тому же делу: в каком эмоциональном состоянии находился обвиняемый? В приподнятом, чёрт возьми! Местами...
Впрочем, как-то раз прозвучал очень хороший вопрос, истинный смысл которого был умело завуалирован. Суть дела такая: наркотики на зону доставляются различными способами. В том числе и перебрасываются через забор. А уж там – кто быстрее подберёт. Каждый такой бросок – дело рискованное, поскольку если поймают, то отхватишь сначала люлей, а потом срок. Поэтому платят за попытку неплохо, и недостатка желающих рискнуть нет, особенно молодых и безбашенных. Вот один такой и метнул пакет с куском кирпича в качестве балласта. И попал. Во всех смыслах: кирпич угодил аккурат по макушке инспектору ГУФСИНа, совершавшему моцион по ту сторону забора. Детали произошедшего далее опустим. Вопрос судьи, с тонкой издёвкой: «каков интеллектуальный уровень подозреваемого»? Иными словами – ну, не дурак ли?