![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Еврейские штучки
Я давно-давно не писала. Почти месяц. Не было настроения. Не было желания заходить в свой аккаунт на Дриме. Да просто лень!
В общем, этим стулом мастер Гамбс начинает новую подборку.
Для разминки порекомендую вам шикарный жидосрач.
http://iraan.livejournal.com/525749.html
Интересен тем, что происходит в приличном месте – «В тылу». Но, как вы наглядно можете убедиться, 1 жидоед может навонять на более чем сотню комментов. А казалось бы, начиналось всё очень невинно: несколько фоток о евреях в Белграде в период нацистской оккупации... Рекомендую прочитать комменты Ираан и Моравы.
«Вот вам футболка, которая недавно появилась в К.Митровице – дней 10 всего тому назад, сейчас хит
Под надписью «Косово» внутри герба все буквы «С» направлены к кресту, а не от него, как обычно. Это желание объединиться, быть вместе, замкнуть круг обороны».
«Сербские евреи имеют вполне свое место в истории Сербии и не самое постыдное:»
Это памятник погибшим в Первой мировой.
***
Эта очередная пародия на Высоцкого найдена на Ответах.мэйл.ру. Там обитают такие юдофобы, что по сравнению с ними вышепоказанные – интеллигенты. Но это вроде бы не антисемитское. А впрочем, кто знает, что думал неизвестный автор... За мат не извиняюсь.
Ой, Вань, гляди: какие клоуны:
Не видно рож из-за платков.
Кричат, что, мол, еще не сломлены,
Считают нас за дураков.
Налево двое тащат «град».
Устрой им, Ваня, Сталинград.
Глянь, как куски смешно летят
Вперед и взад.
– Ты Зин, хотя на вид и девушка,
Какая-то садистка, блин.
Такое чувство, что твой дедушка,
Когда-то разрушал Берлин.
Тебе бомбить бы все подряд.
Арабы ж тоже жить хотят.
Ой, извини, идет отряд –
Послал снаряд.
– Ты, Ваня, выпей там рюмашечку
И по мечети за...ень.
Ведь в ней наверное хамасовцы
Хранят какую-нибудь хрень.
– Ты, Зин, отстала б от меня.
Валить мечеть средь бела дня!?
– Ну, Вань, тебе ж это х...ня,
Ну, для меня!
– Глянь, Ваня, ты летишь над школою.
– Зин, не гунди, я вижу сам.
Детишки во дворе веселые
Готовят к запуску кассам.
От вида их бросает в дрожь.
– Слышь, Ваня, ты детей не трожь.
Раз по кассаму попадешь
И все, хорош.
– Слышь, Зина, я уже над базою,
Мой сменщик Коля Иванов.
Ты в курсе, что летать над Газою
Шлют только русских пацанов?
– Да, Вань, пытались местных слать,
Но их тут воспитали, бл...ь,
Что в мирных лиц нельзя стрелять,
А нам – насрать!
И наконец – рецензия Кагарлицкого на нашумевшую в узких кругах книгу Шломо Занда «Кто и как изобрел еврейский народ» (М.: ЭКСМО, 2010). [Привожу в небольшом сокращении]
Национализм и диаспора
Сионистский миф утверждает, что народ в своей неизменной целостности, будучи изгнанным из Святой Земли, почти 2000 лет скитался по всему миру, ни с кем не смешиваясь и никак не меняясь, пока, наконец, в ХХ в. не получил возможность на эту свою землю вернуться и вновь обрести родину. Как назло, в той стране за 2000 лет ещё кто-то поселился, и их, этих понаехавших, надо очень вежливо, гуманно и демократично попросить потесниться. А если не хотят, то, увы, приходится быть немного менее гуманным. Речь же идет о восстановлении исконных и законных прав.
Занд доказывает, что нынешние евреи если и являются прямыми потомками жителей древней Иудеи, то лишь отчасти, а за годы распространения своего по миру и скитаний впитали в себя не просто потомков многих других племен, но и целые народы – от берберов до хазар, не говоря уже об огромной массе греков, галлов и латинян, принявших иудаизм в I в., когда иудейский прозелитизм то конкурировал с христианским, то шел с ним рука об руку. Иными словами, по Римской империи распространялся не еврейский народ, а иудейская религия, на основе которой уже позднее сложился и народ в его современном составе. А с другой стороны, потомки местного иудейского населения, оставшиеся в Палестине, вынуждены были принимать ислам и христианство, смешиваться с арабами. Вопрос о том, кто здесь приезжий, а кто коренной, крайне запутывается. И лучше всего потомкам хазар, считающих себя истинными евреями, перестать конфликтовать с потомками древних иудеев, считающих себя арабами, помириться и начать вместе строить общий дом.
Если бы Моисей не имел исторического прототипа, не пришлось бы сочинять нелепую историю о еврейском мальчике, найденном в Ниле египетской принцессой. Смысл сказки понятен. С того момента как евреи начинают осознавать себя народом, будущий вождь народа должен получить правильное происхождение. Однако даже в идеологически отредактированном тексте Библии проскальзывает упоминание о множестве не-евреев, вышедших из Египта вместе с Моисеем.
Связь между монотеистической религиозной реформой Эхнатона и монотеизмом Библии просто невозможно не видеть. Среди египтологов широко распространено мнение о том, что Исход был массовой и организованной эмиграцией последователей монотеизма, потерпевших поражение в религиозно-политической борьбе. Похоже, что Ахет-Атон, новая столица, построенная Эхнатоном, была заброшена сразу, и население покинуло ее единовременно. Появление египетского принца во главе этой массы «диссидентов» вполне органично и естественно, поскольку люди эти ещё не осознают себя как народ, отличный от египетского. Исход не был эпизодом в истории народа, он создал древнееврейский народ так же, как диаспора создала еврейский народ нового времени. Не евреи ушли из Египта, а те, кто ушли из Египта, стали евреями.
Если рассеяние еврейского народа в Средние века не привело к его уходу со Святой Земли, то в других частях Европы формировалось собственное еврейское население, этнически не слишком связанное с древней Иудеей и Израилем.
«Люди, принявшие иудаизм, жили на территории между Волгой и Доном задолго до того, как в этих местах появились русские и украинцы, точно так же как иудейские прозелиты Галлии жили там ещё задолго до вторжения франкских племен. Аналогичная ситуация имела место и в Северной Африке, где принятие пунийцами иудаизма предшествовало арабским завоеваниям...»
Рассматривая «хазарскую тему», Занд справедливо указывает на ее недостаточную разработанность. Прежде всего – на отсутствие серьезных археологических изысканий. Вполне понятно, что у нас не искали и не пытались раскопать городища, изучение которых показало бы неразрывную связь русской и еврейской истории. Исключением является лишь период к. 1920 х – н. 1930 х, когда советская власть, движимая интернационалистскими идеями, готова была финансировать и поддерживать подобные изыскания. И всё же среди историков, пишущих на русском языке, мысль о происхождении части восточноевропейских евреев от хазар отнюдь не является редкой или запретной. В свою очередь, сионистская традиция к хазарам относится крайне подозрительно. Ведь если принять версию исследователей, которые считают украинских евреев (основной контингент израильских первопоселенцев ХХ в.) потомками хазар, то придется сделать парадоксальный вывод: их историческая родина находится не в Палестине, а на Кубани.
Однако как спорным является сионистский тезис о неизменной чистокровности потомков израилевых, так неубедительны и аргументы Занда, пытающегося доказать, что евреи из разных частей Европы на биологическом уровне не имеют между собой ничего или почти ничего общего. В том-то и дело, что люди жили вместе и смешивались. В той же Хазарии евреи появились задолго до принятия там иудаизма как государственной религии. Они жили рядом с греками в Причерноморье ещё до прихода хазар. Еврейское население переселялось сюда из Византии и мусульманских стран, спасаясь от религиозных притеснений или просто влекомое новыми возможностями. Потомки палестинских евреев смешивались с прозелитами, о чем свидетельствует и археологический материал, и документы каирской синагоги, где тюркские имена чередуются с традиционно еврейскими (да и неизвестно, были ли носители «правильных» имен этнически «правильными» евреями). Позднее на территории нынешних Украины, Польши и Белоруссии переселенческие волны из Западной и Южной Европы смешивались с более «старым» еврейским населением, культурно поглощая его. Выходцы из Германии и Испании соединились в одной общине с потомками хазар. Разделить их теперь так же невозможно, как невозможно разрезать на части человека, не убив его. Несомненно, у каждого европейского еврея сегодня можно найти предка в Древней Палестине. Но с таким же успехом у него можно найти и множество славянских, тюркских, иберийских, эллинских, кельтских и ещё бог знает каких предков.
Удивительным образом Занд обходит и ещё один важнейший аспект истории восточноевропейского еврейства – разделение его на «лытваков» и украинских евреев.
В XV в., когда католические короли Испании изгнали иудеев из своей державы, значительная часть беженцев переселилась в Польшу, короли которой, напротив, евреев в те времена всячески привечали – польский антисемитизм относится к куда более позднему времени, как и ревностное католичество народа, ещё в XV в. в Риме считавшегося тайными язычниками. В Речи Посполитой, однако, выходцы с Иберийского полуострова, вчерашние жители Толедо и Барселоны, встретили местных евреев с плохо скрываемым презрением, следы которого не изгладились даже к ХХ в. Внешнее различие «лытваков» и «украинцев», особенно обнаруживающееся на старых фотографиях, очень заметно. Средиземноморская внешность первых явно контрастирует с тюркскими чертами вторых.
В еврейских местечках Галиции и Малороссии происходила эволюция «от общины к нации», превращавшая потомков разрозненных родов и племен в единый народ. Занд останавливается именно в том месте, с которого, по-хорошему, надо начать. Как и, главное, почему это произошло? Ведь не идеологи же «изобрели» народ, в самом деле? Вопрос в том, почему, рассеясь, народ не просто сохранился, а, наоборот, сложился и консолидировался, сумел выработать некое подобие общего квазинационального сознания ещё до того, как всевозможные идеологи принялись за строительство нации.
Являлись ли религиозные гонения фактором консолидации? Или в соответствии с представлениями Маркса и Зомбарта евреев объединило то место, которое они в начале Нового времени заняли в формирующейся рыночной экономике? Как ни странно, одно было теснейшим образом связано с другим. Гонения на евреев, предпринимавшиеся христианскими и мусульманскими правителями, отнюдь не преследовали цели уничтожения их как народа, принудительной ассимиляции или поголовного обращения в «истинную веру», точно так же как этой цели не ставили перед собой и государи, покровительствовавшие евреям (а таковых было немало, начиная от мавританских правителей Испании и Марокко и заканчивая германским императором Рудольфом II, а позднее – Оливером Кромвелем и прусским королем Фридрихом Великим). Преследования и ограничения, направленные против евреев, имели совершенно другую цель – держать их в строго отведенной социальной нише, в которой они были крайне необходимы традиционному правительству и экономике как в Европе, так и в Азии. Евреи занимали определенное место в социально-религиозном и этническом разделении труда. Занимаясь денежными операциями, ювелирной работой и т.п., они помогали организовывать обращение средств в традиционной экономике, ограничивавшей подобную деятельность для правоверных. В Оттоманской империи разделение труда между мусульманами, христианами и евреями было очень четко прописано в законодательстве и системе государственных институтов, причем смена социальной роли автоматически предполагала смену веры (ислам, естественно, находился на вершине религиозно-политической иерархии). В Европе разделение труда было менее формализованным, но не менее реальным, а потому возникала необходимость поддерживать ее неформальными методами, вроде периодически повторяющихся гонений и погромов, чего почти не знает турецкая история (показательно, что традиций антисемитизма не сложилось и у славянских народов, длительное время проживавших под турецким игом, – болгар, сербов, македонцев, в отличие, например, от хорватов, входивших в западную политико-религиозную систему).
В то же время отсутствие гонений отнюдь не вело автоматически к ассимиляции – в мавританской Испании, Богемии времен Карла Люксембургского, в республиканской Голландии XVII в. еврейские диаспоры процветали, сохраняли свою культуру и не смешивались с христианами, несмотря на очень доброжелательные отношения и взаимное уважение между общинами. Но в Китае, где особой социально-экономической ниши для евреев создано не было, община постепенно растворилась в массе местного населения.
Разделение труда не только консервировало общины, оно порождало в них – несмотря на географическую разобщенность – сходный опыт, нормы, стереотипы поведения, закрепленные, естественно, религиозными традициями. Своеобразие еврейского народа в том, что в отличие от других европейских народов, он формировался однотипным, но не общим опытом. Именно поэтому он изначально был народом диаспоры и его культура, его идентичность, его психология никакими иными условиями порождены быть не могли.
Переход от торгового капитализма раннего Нового времени к индустриальному капитализму, начавшийся в континентальной Европе со второй половины XIX в., знаменовал собой разрушение старой системы разделения труда, что поставило под вопрос и будущность еврейских общин, их отношения с соседями-христианами.
Выход еврейской общины за «естественные» границы, отведенные для их деятельности, неизбежный в условиях, когда менялись экономика и общество, воспринимался консервативными силами как угрожающее проникновение на запретную территорию, за что нарушителям предстояло жестоко поплатиться. И Крестовые походы, сопровождавшиеся кошмарными погромами, и не менее страшные погромы, прокатившиеся по Европе во время эпидемии чумы в XIV в., и резкое изменение религиозной политики в Испании в 1492 – от исключительной терпимости к непримиримой вражде – вполне закономерно совпадают с кризисами и трансформациями в социально-экономической системе Запада (переход от натурального хозяйства к ранней торговой системе, кризис этой системы в сер. XIV в., начало буржуазного развития в эпоху Великих географических открытий).
То же самое произошло и в Европе второй половины XIX в., когда диаспора столкнулась с очередным кризисом социально-хозяйственных отношений, поставившим под вопрос ее место в обществе.
Разумеется, речь идет о процессе, происходившем в Европе. Азиатских евреев он затрагивал в той мере, в какой их страны сами оказывались в орбите европейской экономики и западного мира. Иракские и марокканские евреи, эфиопские фалаши, жители Йемена, индийские иудеи Кералы – все они постепенно ассимилировались в «большой» еврейский народ на идеологическом уровне. Если нация – это, по словам Бенедикта Андерсона, воображаемое сообщество, то что мешает этому сообществу стать экстерриториальным? История евреев показала, что границы государств не могут стать границами национального воображения.
На первых порах национализм проигрывал идейную борьбу социалистическим и леводемократическим течениям. Призыв к культурной автономии и равноправию в рамках многонационального государства выглядел для миллионов еврейских трудящихся куда более привлекательным, чем предложение создать с нуля собственное государство на далеком берегу Палестины.
Именно сионизм явил в наиболее чистом виде комплекс еврейской самоненависти и самоотрицания. Сионизм пытался уничтожить евреев как явление, сделав этот народ «таким же, как все» – с собственной территорией, своим государством, с сельским хозяйством (непременно с сельским хозяйством, ибо евреям этот вид труда был прежде запрещен), с собственным языком, не только отличающимся от языка других народов, но и функционирующим, как и другие национальные языки, только на определенной, ограниченной территории, подобно финскому или сербо-хорватскому, имеющим культурное значение только в рамках своего государства. Сионизм поставил по отношению к еврейскому населению Европы ту же задачу, что и все остальные «новые национализмы»: убрать евреев из «чужого» окружения. Тем самым должна была полностью уничтожиться вся специфика, оригинальность и самобытность еврейской светской культуры и идентичности. Поскольку и к иудейской религии сионизм подошел сугубо инструментально, оставив за ней только 1 принципиальную функцию – разграничения между евреями и не-евреями, то религиозная идентичность подвергалась в этом проекте такому же разрушению, как и светская.
Сионизм призывал евреев сделать добровольно то, что антисемиты требовали сделать принудительно – убрать их из Европы, прекратить их жизнь в «теле» других стран и народов. Если бы сионистский проект имел успех, нацистам, возможно, не понадобилось бы тратить огромные ресурсы на собирание и уничтожение евреев со всей Европы в концентрационных лагерях. Проблема состояла как раз в том, что масса еврейского народа, отнюдь не собираясь отказываться от своей самобытности, отвергала до Второй мировой войны идею изоляции, географического размежевания с «другими». Идеалом большинства была эмансипация без ассимиляции, и именно этот процесс происходил как на западе Европы, так и в СССР, где ранний коммунистический режим показал всему миру новый тип демократичной национальной политики.
Провал сионистского проекта сделал, на другой стороне националистического спектра, необходимым – в рамках логики расовой чистоты – курс на физическое устранение еврейства, не желающего покидать европейское этнополитическое «тело» добровольно. Как известно, решение о тотальном уничтожении «вредного» народа было принято на совещании в Ванзее сравнительно поздно, когда гитлеровский режим в Германии уже шел к своему закату. На более ранних этапах восходящий нацизм вполне мог удовлетвориться и более умеренным решением о тотальной депортации, которая не так уж сильно отличалась от «возвращения», проповедовавшегося сионистами. Так что дело не сводится к совпадению идеологем, на которые указывает Занд и которые до н. 1930-х признавали и сами правые сионисты, речь идет об определенном, хотя и частичном, совпадении целей.
Благодаря Холокосту сионизм добился успеха. Ему удалось создать в Израиле из еврейского биологического материала другой, новый народ, с иной культурой, социальной организацией, политическими традициями, живущий в другой части мира и даже говорящий на другом, совершенно непонятном для европейских евреев языке. Конечно, нет ни малейшего сомнения, что использовать народ в качестве биологического материала для создания новой нации лучше, чем перерабатывать людей на мыло. Но остается трагическим фактом, что и в том и в другом случае достигается исходная цель: последовательное и сознательное уничтожение исторического еврейства в том виде, в каком оно сложилось в течение Средневековья и раннего Нового времени. В конечном счете исторический народ без земли превратился в неисторический народ с землей.
Занд много и с болью пишет о современном Израиле. Рассматривая жизнь и культуру этого государства, он убедительно доказывает, что здесь на наших глазах происходит формирование новой нации – израильтян, всё менее похожих на евреев диаспоры. Зато на «участие» в этой новой нации готовы претендовать и местные арабы, чей образ жизни, культура и даже язык находятся под сильнейшим влиянием Израиля. Проблема лишь в том, что арабов в эту новую нацию не пускают так же, как не пускали когда-то евреев участвовать в строительстве новых европейских государств.
Израиль стал одним из многих государств ХХ века, созданных неисторическими народами, государств, пытающихся сформировать новую нацию за счет идеологических мифов о несуществующем прошлом, этнических чисток и систематических конфликтов с соседями. Палестинская проблема не объясняется специфическими особенностями ближневосточной политики (агрессивностью арабских диктаторов, дискриминацией израильских арабов, сионистскими земельными захватами и т. д., хотя всё это, конечно, имело место). Эта типологическая проблема стоит в 1 ряду с целой чередой схожих конфликтов, характерных для Юго-Восточной Европы (от Трансильвании до Косова).
Речь, разумеется, не о том, может ли вообще абстрактное еврейское государство существовать в арабском окружении, а о том, может ли современный Израиль, такой, каков он есть, с его политическими структурами, институтами и культурной организацией, существовать иначе, чем в конфликте с арабами. Ответ на этот вопрос сегодня может быть только отрицательным. Но точно так же на вопрос о том, может ли существовать отдельное арабско-палестинское государство, иначе как в тесной федеративной или конфедеративной связи с Израилем, без экономической, социальной и политической интеграции с ним, мы вынуждены будем дать отрицательный ответ. В этом трагизм палестинского вопроса в том виде, в каком он стоит сегодня. Идеология палестинского национализма представляет собой такую же копию с сионизма (включая даже заимствованное у израильтян требование права на возвращение), как сионизм в свое время был копией реакционных антисемитско-романтических национализмов Центральной и Восточной Европы.
Что касается диаспоры, то в ее жизни и культуре тоже изменилось очень многое. Происходит ли ассимиляция современного еврейства? Несомненно. Но история последних 50 лет показала как очевидную тенденцию к ассимиляции, так и ее границы. Культурная идентичность, сложившаяся в пострелигиозную эпоху, на самом деле оказалась не просто очень сильной, но и востребованной вовне. Невозможно, например, представить себе современную русскую культуру без еврейского юмора, причем воспринимаемого, с 1 стороны, как нечто абсолютно естественное, свое, наше, но одновременно – другое. Эта двойственность и противоречивость еврейской культурной идентичности (такие же и в то же время другие), создала в конце ХХ века новую специфическую культурную нишу, в которой еврейская (на самом деле славяно-еврейская) интеллигенция нашла себя в России и Украине. Нечто похожее происходит в Америке, Британии и многих других странах.
Для современного европейского еврея Израиль – не более чем просто иностранное государство. В США и России значительная часть евреев всё ещё испытывает симпатии к Израилю, но для того, чтобы его поддерживать, совершенно не обязательно быть евреем. В целом же отношение к Израилю определяется не религиозно-этническим происхождением, а общей политической ориентацией. Левые сочувствуют угнетенным палестинцам, правые поддерживают «форпост Запада на Ближнем Востоке».
Занд доказывает своей книгой то, что в общем-то очевидно всем, кроме тех, кто видит еврейскую историю через призму националистической идеологии: современный еврейский народ сложился в диаспоре. Но он не решается сделать отсюда напрашивающийся и принципиальный вывод: только в диаспоре он может выжить, развиваться и существовать, сохраняя свою идентичность и самобытность.
В общем, этим стулом мастер Гамбс начинает новую подборку.
Для разминки порекомендую вам шикарный жидосрач.
http://iraan.livejournal.com/525749.html
Интересен тем, что происходит в приличном месте – «В тылу». Но, как вы наглядно можете убедиться, 1 жидоед может навонять на более чем сотню комментов. А казалось бы, начиналось всё очень невинно: несколько фоток о евреях в Белграде в период нацистской оккупации... Рекомендую прочитать комменты Ираан и Моравы.
«Вот вам футболка, которая недавно появилась в К.Митровице – дней 10 всего тому назад, сейчас хит
Под надписью «Косово» внутри герба все буквы «С» направлены к кресту, а не от него, как обычно. Это желание объединиться, быть вместе, замкнуть круг обороны».
«Сербские евреи имеют вполне свое место в истории Сербии и не самое постыдное:»
Это памятник погибшим в Первой мировой.
***
Эта очередная пародия на Высоцкого найдена на Ответах.мэйл.ру. Там обитают такие юдофобы, что по сравнению с ними вышепоказанные – интеллигенты. Но это вроде бы не антисемитское. А впрочем, кто знает, что думал неизвестный автор... За мат не извиняюсь.
Ой, Вань, гляди: какие клоуны:
Не видно рож из-за платков.
Кричат, что, мол, еще не сломлены,
Считают нас за дураков.
Налево двое тащат «град».
Устрой им, Ваня, Сталинград.
Глянь, как куски смешно летят
Вперед и взад.
– Ты Зин, хотя на вид и девушка,
Какая-то садистка, блин.
Такое чувство, что твой дедушка,
Когда-то разрушал Берлин.
Тебе бомбить бы все подряд.
Арабы ж тоже жить хотят.
Ой, извини, идет отряд –
Послал снаряд.
– Ты, Ваня, выпей там рюмашечку
И по мечети за...ень.
Ведь в ней наверное хамасовцы
Хранят какую-нибудь хрень.
– Ты, Зин, отстала б от меня.
Валить мечеть средь бела дня!?
– Ну, Вань, тебе ж это х...ня,
Ну, для меня!
– Глянь, Ваня, ты летишь над школою.
– Зин, не гунди, я вижу сам.
Детишки во дворе веселые
Готовят к запуску кассам.
От вида их бросает в дрожь.
– Слышь, Ваня, ты детей не трожь.
Раз по кассаму попадешь
И все, хорош.
– Слышь, Зина, я уже над базою,
Мой сменщик Коля Иванов.
Ты в курсе, что летать над Газою
Шлют только русских пацанов?
– Да, Вань, пытались местных слать,
Но их тут воспитали, бл...ь,
Что в мирных лиц нельзя стрелять,
А нам – насрать!
И наконец – рецензия Кагарлицкого на нашумевшую в узких кругах книгу Шломо Занда «Кто и как изобрел еврейский народ» (М.: ЭКСМО, 2010). [Привожу в небольшом сокращении]
Национализм и диаспора
Сионистский миф утверждает, что народ в своей неизменной целостности, будучи изгнанным из Святой Земли, почти 2000 лет скитался по всему миру, ни с кем не смешиваясь и никак не меняясь, пока, наконец, в ХХ в. не получил возможность на эту свою землю вернуться и вновь обрести родину. Как назло, в той стране за 2000 лет ещё кто-то поселился, и их, этих понаехавших, надо очень вежливо, гуманно и демократично попросить потесниться. А если не хотят, то, увы, приходится быть немного менее гуманным. Речь же идет о восстановлении исконных и законных прав.
Занд доказывает, что нынешние евреи если и являются прямыми потомками жителей древней Иудеи, то лишь отчасти, а за годы распространения своего по миру и скитаний впитали в себя не просто потомков многих других племен, но и целые народы – от берберов до хазар, не говоря уже об огромной массе греков, галлов и латинян, принявших иудаизм в I в., когда иудейский прозелитизм то конкурировал с христианским, то шел с ним рука об руку. Иными словами, по Римской империи распространялся не еврейский народ, а иудейская религия, на основе которой уже позднее сложился и народ в его современном составе. А с другой стороны, потомки местного иудейского населения, оставшиеся в Палестине, вынуждены были принимать ислам и христианство, смешиваться с арабами. Вопрос о том, кто здесь приезжий, а кто коренной, крайне запутывается. И лучше всего потомкам хазар, считающих себя истинными евреями, перестать конфликтовать с потомками древних иудеев, считающих себя арабами, помириться и начать вместе строить общий дом.
Если бы Моисей не имел исторического прототипа, не пришлось бы сочинять нелепую историю о еврейском мальчике, найденном в Ниле египетской принцессой. Смысл сказки понятен. С того момента как евреи начинают осознавать себя народом, будущий вождь народа должен получить правильное происхождение. Однако даже в идеологически отредактированном тексте Библии проскальзывает упоминание о множестве не-евреев, вышедших из Египта вместе с Моисеем.
Связь между монотеистической религиозной реформой Эхнатона и монотеизмом Библии просто невозможно не видеть. Среди египтологов широко распространено мнение о том, что Исход был массовой и организованной эмиграцией последователей монотеизма, потерпевших поражение в религиозно-политической борьбе. Похоже, что Ахет-Атон, новая столица, построенная Эхнатоном, была заброшена сразу, и население покинуло ее единовременно. Появление египетского принца во главе этой массы «диссидентов» вполне органично и естественно, поскольку люди эти ещё не осознают себя как народ, отличный от египетского. Исход не был эпизодом в истории народа, он создал древнееврейский народ так же, как диаспора создала еврейский народ нового времени. Не евреи ушли из Египта, а те, кто ушли из Египта, стали евреями.
Если рассеяние еврейского народа в Средние века не привело к его уходу со Святой Земли, то в других частях Европы формировалось собственное еврейское население, этнически не слишком связанное с древней Иудеей и Израилем.
«Люди, принявшие иудаизм, жили на территории между Волгой и Доном задолго до того, как в этих местах появились русские и украинцы, точно так же как иудейские прозелиты Галлии жили там ещё задолго до вторжения франкских племен. Аналогичная ситуация имела место и в Северной Африке, где принятие пунийцами иудаизма предшествовало арабским завоеваниям...»
Рассматривая «хазарскую тему», Занд справедливо указывает на ее недостаточную разработанность. Прежде всего – на отсутствие серьезных археологических изысканий. Вполне понятно, что у нас не искали и не пытались раскопать городища, изучение которых показало бы неразрывную связь русской и еврейской истории. Исключением является лишь период к. 1920 х – н. 1930 х, когда советская власть, движимая интернационалистскими идеями, готова была финансировать и поддерживать подобные изыскания. И всё же среди историков, пишущих на русском языке, мысль о происхождении части восточноевропейских евреев от хазар отнюдь не является редкой или запретной. В свою очередь, сионистская традиция к хазарам относится крайне подозрительно. Ведь если принять версию исследователей, которые считают украинских евреев (основной контингент израильских первопоселенцев ХХ в.) потомками хазар, то придется сделать парадоксальный вывод: их историческая родина находится не в Палестине, а на Кубани.
Однако как спорным является сионистский тезис о неизменной чистокровности потомков израилевых, так неубедительны и аргументы Занда, пытающегося доказать, что евреи из разных частей Европы на биологическом уровне не имеют между собой ничего или почти ничего общего. В том-то и дело, что люди жили вместе и смешивались. В той же Хазарии евреи появились задолго до принятия там иудаизма как государственной религии. Они жили рядом с греками в Причерноморье ещё до прихода хазар. Еврейское население переселялось сюда из Византии и мусульманских стран, спасаясь от религиозных притеснений или просто влекомое новыми возможностями. Потомки палестинских евреев смешивались с прозелитами, о чем свидетельствует и археологический материал, и документы каирской синагоги, где тюркские имена чередуются с традиционно еврейскими (да и неизвестно, были ли носители «правильных» имен этнически «правильными» евреями). Позднее на территории нынешних Украины, Польши и Белоруссии переселенческие волны из Западной и Южной Европы смешивались с более «старым» еврейским населением, культурно поглощая его. Выходцы из Германии и Испании соединились в одной общине с потомками хазар. Разделить их теперь так же невозможно, как невозможно разрезать на части человека, не убив его. Несомненно, у каждого европейского еврея сегодня можно найти предка в Древней Палестине. Но с таким же успехом у него можно найти и множество славянских, тюркских, иберийских, эллинских, кельтских и ещё бог знает каких предков.
Удивительным образом Занд обходит и ещё один важнейший аспект истории восточноевропейского еврейства – разделение его на «лытваков» и украинских евреев.
В XV в., когда католические короли Испании изгнали иудеев из своей державы, значительная часть беженцев переселилась в Польшу, короли которой, напротив, евреев в те времена всячески привечали – польский антисемитизм относится к куда более позднему времени, как и ревностное католичество народа, ещё в XV в. в Риме считавшегося тайными язычниками. В Речи Посполитой, однако, выходцы с Иберийского полуострова, вчерашние жители Толедо и Барселоны, встретили местных евреев с плохо скрываемым презрением, следы которого не изгладились даже к ХХ в. Внешнее различие «лытваков» и «украинцев», особенно обнаруживающееся на старых фотографиях, очень заметно. Средиземноморская внешность первых явно контрастирует с тюркскими чертами вторых.
В еврейских местечках Галиции и Малороссии происходила эволюция «от общины к нации», превращавшая потомков разрозненных родов и племен в единый народ. Занд останавливается именно в том месте, с которого, по-хорошему, надо начать. Как и, главное, почему это произошло? Ведь не идеологи же «изобрели» народ, в самом деле? Вопрос в том, почему, рассеясь, народ не просто сохранился, а, наоборот, сложился и консолидировался, сумел выработать некое подобие общего квазинационального сознания ещё до того, как всевозможные идеологи принялись за строительство нации.
Являлись ли религиозные гонения фактором консолидации? Или в соответствии с представлениями Маркса и Зомбарта евреев объединило то место, которое они в начале Нового времени заняли в формирующейся рыночной экономике? Как ни странно, одно было теснейшим образом связано с другим. Гонения на евреев, предпринимавшиеся христианскими и мусульманскими правителями, отнюдь не преследовали цели уничтожения их как народа, принудительной ассимиляции или поголовного обращения в «истинную веру», точно так же как этой цели не ставили перед собой и государи, покровительствовавшие евреям (а таковых было немало, начиная от мавританских правителей Испании и Марокко и заканчивая германским императором Рудольфом II, а позднее – Оливером Кромвелем и прусским королем Фридрихом Великим). Преследования и ограничения, направленные против евреев, имели совершенно другую цель – держать их в строго отведенной социальной нише, в которой они были крайне необходимы традиционному правительству и экономике как в Европе, так и в Азии. Евреи занимали определенное место в социально-религиозном и этническом разделении труда. Занимаясь денежными операциями, ювелирной работой и т.п., они помогали организовывать обращение средств в традиционной экономике, ограничивавшей подобную деятельность для правоверных. В Оттоманской империи разделение труда между мусульманами, христианами и евреями было очень четко прописано в законодательстве и системе государственных институтов, причем смена социальной роли автоматически предполагала смену веры (ислам, естественно, находился на вершине религиозно-политической иерархии). В Европе разделение труда было менее формализованным, но не менее реальным, а потому возникала необходимость поддерживать ее неформальными методами, вроде периодически повторяющихся гонений и погромов, чего почти не знает турецкая история (показательно, что традиций антисемитизма не сложилось и у славянских народов, длительное время проживавших под турецким игом, – болгар, сербов, македонцев, в отличие, например, от хорватов, входивших в западную политико-религиозную систему).
В то же время отсутствие гонений отнюдь не вело автоматически к ассимиляции – в мавританской Испании, Богемии времен Карла Люксембургского, в республиканской Голландии XVII в. еврейские диаспоры процветали, сохраняли свою культуру и не смешивались с христианами, несмотря на очень доброжелательные отношения и взаимное уважение между общинами. Но в Китае, где особой социально-экономической ниши для евреев создано не было, община постепенно растворилась в массе местного населения.
Разделение труда не только консервировало общины, оно порождало в них – несмотря на географическую разобщенность – сходный опыт, нормы, стереотипы поведения, закрепленные, естественно, религиозными традициями. Своеобразие еврейского народа в том, что в отличие от других европейских народов, он формировался однотипным, но не общим опытом. Именно поэтому он изначально был народом диаспоры и его культура, его идентичность, его психология никакими иными условиями порождены быть не могли.
Переход от торгового капитализма раннего Нового времени к индустриальному капитализму, начавшийся в континентальной Европе со второй половины XIX в., знаменовал собой разрушение старой системы разделения труда, что поставило под вопрос и будущность еврейских общин, их отношения с соседями-христианами.
Выход еврейской общины за «естественные» границы, отведенные для их деятельности, неизбежный в условиях, когда менялись экономика и общество, воспринимался консервативными силами как угрожающее проникновение на запретную территорию, за что нарушителям предстояло жестоко поплатиться. И Крестовые походы, сопровождавшиеся кошмарными погромами, и не менее страшные погромы, прокатившиеся по Европе во время эпидемии чумы в XIV в., и резкое изменение религиозной политики в Испании в 1492 – от исключительной терпимости к непримиримой вражде – вполне закономерно совпадают с кризисами и трансформациями в социально-экономической системе Запада (переход от натурального хозяйства к ранней торговой системе, кризис этой системы в сер. XIV в., начало буржуазного развития в эпоху Великих географических открытий).
То же самое произошло и в Европе второй половины XIX в., когда диаспора столкнулась с очередным кризисом социально-хозяйственных отношений, поставившим под вопрос ее место в обществе.
Разумеется, речь идет о процессе, происходившем в Европе. Азиатских евреев он затрагивал в той мере, в какой их страны сами оказывались в орбите европейской экономики и западного мира. Иракские и марокканские евреи, эфиопские фалаши, жители Йемена, индийские иудеи Кералы – все они постепенно ассимилировались в «большой» еврейский народ на идеологическом уровне. Если нация – это, по словам Бенедикта Андерсона, воображаемое сообщество, то что мешает этому сообществу стать экстерриториальным? История евреев показала, что границы государств не могут стать границами национального воображения.
На первых порах национализм проигрывал идейную борьбу социалистическим и леводемократическим течениям. Призыв к культурной автономии и равноправию в рамках многонационального государства выглядел для миллионов еврейских трудящихся куда более привлекательным, чем предложение создать с нуля собственное государство на далеком берегу Палестины.
Именно сионизм явил в наиболее чистом виде комплекс еврейской самоненависти и самоотрицания. Сионизм пытался уничтожить евреев как явление, сделав этот народ «таким же, как все» – с собственной территорией, своим государством, с сельским хозяйством (непременно с сельским хозяйством, ибо евреям этот вид труда был прежде запрещен), с собственным языком, не только отличающимся от языка других народов, но и функционирующим, как и другие национальные языки, только на определенной, ограниченной территории, подобно финскому или сербо-хорватскому, имеющим культурное значение только в рамках своего государства. Сионизм поставил по отношению к еврейскому населению Европы ту же задачу, что и все остальные «новые национализмы»: убрать евреев из «чужого» окружения. Тем самым должна была полностью уничтожиться вся специфика, оригинальность и самобытность еврейской светской культуры и идентичности. Поскольку и к иудейской религии сионизм подошел сугубо инструментально, оставив за ней только 1 принципиальную функцию – разграничения между евреями и не-евреями, то религиозная идентичность подвергалась в этом проекте такому же разрушению, как и светская.
Сионизм призывал евреев сделать добровольно то, что антисемиты требовали сделать принудительно – убрать их из Европы, прекратить их жизнь в «теле» других стран и народов. Если бы сионистский проект имел успех, нацистам, возможно, не понадобилось бы тратить огромные ресурсы на собирание и уничтожение евреев со всей Европы в концентрационных лагерях. Проблема состояла как раз в том, что масса еврейского народа, отнюдь не собираясь отказываться от своей самобытности, отвергала до Второй мировой войны идею изоляции, географического размежевания с «другими». Идеалом большинства была эмансипация без ассимиляции, и именно этот процесс происходил как на западе Европы, так и в СССР, где ранний коммунистический режим показал всему миру новый тип демократичной национальной политики.
Провал сионистского проекта сделал, на другой стороне националистического спектра, необходимым – в рамках логики расовой чистоты – курс на физическое устранение еврейства, не желающего покидать европейское этнополитическое «тело» добровольно. Как известно, решение о тотальном уничтожении «вредного» народа было принято на совещании в Ванзее сравнительно поздно, когда гитлеровский режим в Германии уже шел к своему закату. На более ранних этапах восходящий нацизм вполне мог удовлетвориться и более умеренным решением о тотальной депортации, которая не так уж сильно отличалась от «возвращения», проповедовавшегося сионистами. Так что дело не сводится к совпадению идеологем, на которые указывает Занд и которые до н. 1930-х признавали и сами правые сионисты, речь идет об определенном, хотя и частичном, совпадении целей.
Благодаря Холокосту сионизм добился успеха. Ему удалось создать в Израиле из еврейского биологического материала другой, новый народ, с иной культурой, социальной организацией, политическими традициями, живущий в другой части мира и даже говорящий на другом, совершенно непонятном для европейских евреев языке. Конечно, нет ни малейшего сомнения, что использовать народ в качестве биологического материала для создания новой нации лучше, чем перерабатывать людей на мыло. Но остается трагическим фактом, что и в том и в другом случае достигается исходная цель: последовательное и сознательное уничтожение исторического еврейства в том виде, в каком оно сложилось в течение Средневековья и раннего Нового времени. В конечном счете исторический народ без земли превратился в неисторический народ с землей.
Занд много и с болью пишет о современном Израиле. Рассматривая жизнь и культуру этого государства, он убедительно доказывает, что здесь на наших глазах происходит формирование новой нации – израильтян, всё менее похожих на евреев диаспоры. Зато на «участие» в этой новой нации готовы претендовать и местные арабы, чей образ жизни, культура и даже язык находятся под сильнейшим влиянием Израиля. Проблема лишь в том, что арабов в эту новую нацию не пускают так же, как не пускали когда-то евреев участвовать в строительстве новых европейских государств.
Израиль стал одним из многих государств ХХ века, созданных неисторическими народами, государств, пытающихся сформировать новую нацию за счет идеологических мифов о несуществующем прошлом, этнических чисток и систематических конфликтов с соседями. Палестинская проблема не объясняется специфическими особенностями ближневосточной политики (агрессивностью арабских диктаторов, дискриминацией израильских арабов, сионистскими земельными захватами и т. д., хотя всё это, конечно, имело место). Эта типологическая проблема стоит в 1 ряду с целой чередой схожих конфликтов, характерных для Юго-Восточной Европы (от Трансильвании до Косова).
Речь, разумеется, не о том, может ли вообще абстрактное еврейское государство существовать в арабском окружении, а о том, может ли современный Израиль, такой, каков он есть, с его политическими структурами, институтами и культурной организацией, существовать иначе, чем в конфликте с арабами. Ответ на этот вопрос сегодня может быть только отрицательным. Но точно так же на вопрос о том, может ли существовать отдельное арабско-палестинское государство, иначе как в тесной федеративной или конфедеративной связи с Израилем, без экономической, социальной и политической интеграции с ним, мы вынуждены будем дать отрицательный ответ. В этом трагизм палестинского вопроса в том виде, в каком он стоит сегодня. Идеология палестинского национализма представляет собой такую же копию с сионизма (включая даже заимствованное у израильтян требование права на возвращение), как сионизм в свое время был копией реакционных антисемитско-романтических национализмов Центральной и Восточной Европы.
Что касается диаспоры, то в ее жизни и культуре тоже изменилось очень многое. Происходит ли ассимиляция современного еврейства? Несомненно. Но история последних 50 лет показала как очевидную тенденцию к ассимиляции, так и ее границы. Культурная идентичность, сложившаяся в пострелигиозную эпоху, на самом деле оказалась не просто очень сильной, но и востребованной вовне. Невозможно, например, представить себе современную русскую культуру без еврейского юмора, причем воспринимаемого, с 1 стороны, как нечто абсолютно естественное, свое, наше, но одновременно – другое. Эта двойственность и противоречивость еврейской культурной идентичности (такие же и в то же время другие), создала в конце ХХ века новую специфическую культурную нишу, в которой еврейская (на самом деле славяно-еврейская) интеллигенция нашла себя в России и Украине. Нечто похожее происходит в Америке, Британии и многих других странах.
Для современного европейского еврея Израиль – не более чем просто иностранное государство. В США и России значительная часть евреев всё ещё испытывает симпатии к Израилю, но для того, чтобы его поддерживать, совершенно не обязательно быть евреем. В целом же отношение к Израилю определяется не религиозно-этническим происхождением, а общей политической ориентацией. Левые сочувствуют угнетенным палестинцам, правые поддерживают «форпост Запада на Ближнем Востоке».
Занд доказывает своей книгой то, что в общем-то очевидно всем, кроме тех, кто видит еврейскую историю через призму националистической идеологии: современный еврейский народ сложился в диаспоре. Но он не решается сделать отсюда напрашивающийся и принципиальный вывод: только в диаспоре он может выжить, развиваться и существовать, сохраняя свою идентичность и самобытность.