Изъединова. Предисловие. Глава I

[rositsa]

Несколько месяцев у буров

Софья Изъединова
Воспоминания сестры милосердия (Отрывки)

Текст печатается по изданию:
Зов Африки. Записки путешественников. Сост. и автор предисл. Н. Непомнящий. Ил. В. Неволина. – M., Редакция журнала «Вокруг света», 1992. – 352 с.
(Библиотека журнала «Вокруг света» в шести томах, т. 3)

Картинка и предисловие
Англо-бурскую войну и события рубежа нашего века в Южной Африке мы знаем, увы, лишь благодаря роману Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова». А ведь предка наши следили за происходившим тогда на далеком африканском Юге с неослабевающим вниманием! «Буры и все бурское интересуют теперь решительно все слои общества... даже в извозчичьем трактире только и слышны разговоры о бурах и африканской войне» – эти строки писали в далекой России в 1900 году.

«Я всецело поглощен войной Англии и Трансвааля...» – это из письма Николая II сестре Ксении.

«Утром, взяв в руки газету, я всякий раз страстно желаю прочесть, что буры побили англичан», – говорил Лев Толстой в том же 1900-м. (Во имя непротивления злу насилием. ;-) Весь мир сопереживал маленькому народу буров, осмелившемуся противостоять великой Британии. Их идеализировали, понятно. Буры стали символом свободолюбия. В Трансвааль отправлялись добровольцы со всего света. С одним из российским санитарных отрядов, созданных осенью 1899 года, ехала в далекую Южную Африку сестра милосердия С. Изъединова... После возвращения в Россию она написала книгу о месяцах, проведенных среди буров.

Глава I

Одним из интересных явлений общественной жизни Европы на рубеже только что сменившихся двух столетий для будущего ее историка, несомненно, явится последовательное и, в большинстве случаев, совершенно бескорыстное увлечение героической борьбой за правое и патриотическое дело буров, проявленное обществом почти всех цивилизованных стран.

У нас, в России, общество горячо откликнулось на этот порыв и до сих пор деятельно проявляет свои симпатии многочисленными пожертвованиями, как явствует из опубликованного пастором. Гиллотом отчета об употреблении сумм, поступивших в его распоряжение для облегчения участи несчастных бурских семей, лишенных этой жестокой войной крова и всяких средств существования. Но особый интерес возбудило в нашем обществе образование еще в начале войны, т. е. осенью 1899 года, на общественные пожертвования санитарного отряда, снабженного средствами и всем необходимым материалом чуть ли не лучше всех остальных отрядов, перебывавших в Трансваале.

Для незнакомых с организацией этого дела напомню, что деньги, жертвуемые в пользу буров, за отказом принять их голландского посланника, обязанного по своему положению соблюдать полнейшую нейтральность, были направлены к пастору С.-Петербургской голландской общины, г-ну Гиллоту, известному по организации сбора пожертвований и дела помощи у нас в тяжелый 91-й год и во многих других случаях, требовавших широкой организации благотворительного дела. По его инициативе и под его председательством был организован комитет для помощи бурам, преимущественно из видных членов голландской колонии в С.-Петербурге, и, после запроса у поверенного в делах южно-африканских республик д-ра Лейдса, было решено на собранные средства отправить в Южную Африку санитарный отряд.

Этот отряд, совершенно независимый от высланного почти одновременно отряда русского Красного Креста, было решено образовать только наполовину из русских: половину же его членов, ради удобства сношений с правительством и жителями Трансвааля, набрать в Голландии и во главе его поставить доктора-голландца. От русских же членов требовалось обязательно знание немецкого языка и выставлялась на вид желательность некоторого знакомства с голландским или английским. Мне, занимавшейся уже более двух лет в больнице и хирургическом приеме Георгиевской общины сестер милосердия и хорошо владеющей немецким и английским языками, причем ознакомление с голландским не представлялось особенно затруднительным, удалось тотчас попасть в состав этого отряда. Остальные русские члены были врачи: Ф. К. Вебер, оператор петербургской больницы Св. Марии Магдалины, старший из русских; докторов и единственный имевший степень доктора медицины; К. К. фон Рененкамф из Александровской немецкой больницы; Л. Борнгаупт, ассистент профессора Бергмана в Риге, и В. Ал. Кухаренко, врач московской больницы Св. Екатерины. Сестры, кроме меня, были: старшая, безусловно, самая опытная из нас, Иозефина Ежевская, сестра Крестовоздвиженской общины, работавшая уже в санитарном отряде в греко-турецкую войну; Амалия Якобсен и Иоганна Мейер из Александровской немецкой больницы и Гильда Мейснер — Евангелической больницы, младшая из нас. (В общем, великорусская фамилия была только у автора этих строк. ;-)

Персонал отряда, за немногими исключениями совершенно между собой незнакомый, впервые встретился (в полном составе) 11-го декабря 1899 года в квартире пастора Гиллота для подписания условий нашей поездки в Южную Африку на средства комитета, во главе которого он стоит. В этих условиях, кроме обязательного соблюдения нейтралитета между воюющими сторонами и остальных правил Женевской конвенций, многих из нас неприятно поразили размеры полномочий главного врача и начальника отряда, получавшего право не только бесконтрольно распоряжаться всеми материальными средствами отряда и рабочей силой его членов, но еще, без возможности протеста со стороны других врачей, удалить всякого неугодного ему члена, и удалить, не выдавая средств на возвращение в Европу, что, конечно, должно было служить побуждением для неимущих членов отряда подчиняться даже неразумным и некорректным выходкам и требованиям, если бы таковые обнаружились. Сознаюсь, что меня сразу покоробила эта отдача нас на полный произвол хотя бы и хорошо рекомендованного, но все же совершенно неизвестного нам господина, и многие из товарищей впоследствии сознавались, что испытали то же самое чувство. Но мысль о необходимости дисциплины в таком трудном и ответственном деле, пример старших и более опытных членов отряда, каюсь, сознание, что я лично в крайнем случае всегда могу выбраться из этой историй на собственные средства, больше всего желание принять участие в интересной экспедиции, – все это в конце концов побудило нас всех подписать условия и тем поставить себя с самого начала в неправильное и фальшивое положение. Главного врача, амстердамского доктора фан Леерсума (специалиста по болезням желудка), многие из нас, сестер, даже и не видели в его короткий приезд в Петербург; доктора, кажется, раз с ним завтракали, и все мы положились на его чувство ответственности и порядочности и на осмотрительность комитета, руководившегося в этом выборе, кажется, рекомендацией голландского профессора Тиллануса. Помощником себе в хозяйственной части д-р фан Леерсум взял знакомого уже с Трансваалем инженер г. фан Мойэна, на обязанности которого лежало заведование всей хозяйственной частью экспедиции и забота о продовольствии и передвижении отряда в незнакомой, редко населенной стране при тяжелых условиях военного времени.

Полагаю, однако, что не от человека, знакомого уже с Трансваалем и условиями его климата, исходили некоторые из наставлений насчет экипировки, переданные нам от комитета. На совещании по этому предмету, состоявшемуся в квартире пастора Гиллота, мне, к сожалению, не довелось участвовать, так как извещение о нем случайно дошло до меня слишком поздно. Вполне основательно, как предохранительное средство от местных лихорадок, было требование носить шерстяное белье, хотя я знаю, что некоторые из членов отряду на свой страх от него уклонялись, к счастью, без особенно дурных последствий; также рационально было требование иметь высокие, непромокаемые сапоги для работы в полевых лазаретах. Но только человек, не знающий трансваальского климата, мог отсоветовать клеенчатые плащи для дождливого времени и кожаные или клеенчатые уклад для вещей. Кожаные и клеенчатые вещи, как известно, легко портятся в тропическом климате; но Трансвааль по своему положению вне тропиков и по своей высоте над уровнем моря не подпадает под эти условия, и все эти предметы употребляются местными жителями и продаются в Претории и других городах, но, как все предметы европейского ввоза, стоят там буквально вдесятеро против нашего, особенно в военное время, когда подвоз почти прекратился; например, за гуттаперчевый плащ с нас в Претории спрашивали около 6-ти фунтов, т. е. 60 рублей. Укладка, также, как мы убедились на примере самого Мойэна, вполне возможна в обыкновенные ко жаные или брезентовые чемоданы или даже в простые деревянные ящики, как были уложены перевязочный материал, провиант, инструменты и все остальное амбулационное добро. Нас же почему-то обязали завести железные ящики берлинской фирмы Диппельскирх, специально занимающейся экипировкой для тропических стран; ящики на деле оказались довольно тяжелыми и громоздкими, и, кроме того, доставили нам еще удовольствие до Берлина тащить вещи в кое-какой временной укладке, а там, вместо отдыха, торопиться перекладкой их в знаменитые железные сундуки. Предвидя возможность спешного передвижения с малым багажом, я, кроме того, захватила с собою в ремнях, вместо туты, поместительные кавказские седельные мешки и бурку, (И здесь дурное кавказское влияние! ;-)) по примеру сестер правительственного отряда Красного Креста, и эти две вещи оказались самой приятной и практичной частью моего багажа, так же как непромокаемые парусинные сапоги выше колен, также заимствованные мною у сестер официального отряда, снаряженных на основании опыта отряда, раньше, отправленного в Абиссинию.

Форма нам, в отличие от сестер правительственного отряда, взятых из Георгиевской и Александровской петербургских общин, с их коричневым костюмом, была дана серая, из обыкновенной серой холстины, головная косынка и фартук обыкновенного образца русских общин, причем несколько странный вид должен был иметь только красный крест, нашитый у нас на необычном месте – а именно на задней части косынки, чтобы англичане по нас не стреляли, когда мы станем удирать, как острили некоторые; в действительности же этот крест, болтающийся на затылке, вблизи довольно курьезный, издали, по своему малому размеру, совсем терялся, и при работе в поле приходилось рассчитывать, конечно, уже не на него, а на общий вид костюма. На недостаток крестов, в видах безопасности, мы вообще жаловаться не могли: у нас, сестер, он, кроме затылка, был еще на груди, как у обыкновенных общинных сестер, и на перевязи левой руки, обязательной, по женевскому постановлению, для членов санитарного отряда в военное время. У докторов, кроме перевязи, были кресты еще на шляпах, и, кроме того, купленные ими в Берлине у Диппельскирха хаки (???) и пальто оказались с маленькими красными крестами на воротниках и с чеканными крестами на металлических пуговицах.

Эти подробности теперь кажутся ничтожными, но тогда они нас очень занимали, стоили много обсуждения и взяли много времени для своего выполнения, так что некоторые из нас едва справились с экипировкой в данный нам 10-дневный срок. В то же время хотелось, по возможности, повидаться с родными и знакомыми, так как ехали мы с несколько преувеличенным понятием об ожидающих нас лишениях и опасностях и вполне помирившись с возможностью не вернуться вовсе...

Продолжение следует