Добро пожаловать в Сараево!

[rositsa]

Добро пожаловать в Сараево!

GEO, № 8.2007
Андрей Шарый в 1993-96 работал корреспондентом на Балканах. Он автор книги о Югославии «После дождя» (2002)

www.svoboda.org/programs/SP/2002/SP.011302.asp
Фотограф Сергей Максимишин побывал в столице и БиГ в 05.2007

«Добpo пожаловать в Сараево!» – сегодня звучит так же искренне, как и более 20 лет назад – в дни Олимпиады


На женской половине мечети Гази Хусрев-бега девочки и женщины отдыхают после молитвы. Этото древний храм пострадал от обстрелов во время блокады города в 1992-95,но уже полностью восстановлен. В Сараеве около сотни мечетей, среди них немало шедевров османской архитектуры XV-XVI вв.

Исторический квартал Башчаршия сегодня – настоящий восточный город мастеров. И хотя стучащие молоточками чеканщики встречаются куда реже, чем 5 веков назад, изящный медный кувшин-ибрик с узким горлышком – по-прежнему 1 из главных сараевских сувениров.

Колорит Востока и черты типично европейского города, часто напоминающие узкие улочки Праги или Будапешта. К католическому собору Сердца Христова (построен в 1889, архитектор Иосип Ванкас взял за образец собор Сен-Бенинь в Дижоне) примыкают пешеходные улочки с бесчисленными магазинами и кафе на западный манер. Здесь не варят кофе по-восточному, а подают европейский эспрессо.

Напротив мечети Гази Хусрев-бега в магазине товаров для мусульман правоверные приобретают головные уборы, четки, коврики для намаза, религиозную литературу. Сегодня боснийские мусульмане составляют 80 % населения города. Религия для них – основа национального самосознания

Едва ли не каждую площадь Сараева - даже самую маленькую - украшают колодцы-источники. Это старинная восточная традиция: усталый путник или труженик всегда может утолить жажду

Помимо изделий традиционных ремесел туристы охотно раскупают в сараевских лавках брелоки и ручки из стреляных автоматных гильз. Сырья для их изготовления в Сараеве хватит надолго

Кто мог предвидеть, что спустя 10 лет после Зимней Олимпиады 1984 полумиллионный город окажется в кольце военной блокады? «Добро пожаловать в Сараево!» – гласит ироническая надпись на сувенирных картах, которыми торгуют в городских книжных лавках. Жирная красная черта линии фронта проходит по жилым кварталам, за ней ощетинились стволы пушек...

История отвела боснийской столице незавидную роль символа трагедии. В Сараеве террорист Гаврило Принцип застрелил австрийского престолонаследника, дав повод для первой мировой войны. Так получилось, что в XX в. мир вспомнил о существовании этого города лишь 3 раза: дважды из-за войны, еще раз – благодаря спорту.

Как и весь проект «социалистическая Югославия», город пережил пору расцвета той памятной олимпийской зимой 1984. Пожалуй, в Боснии попытка маршала Тито создать не знающее национальных преград южнославянское общество удалась больше, чем в других республиках федерации. Здесь разные народы, их религии, их культура и традиции переплетались, сосуществовали и смешим причудливо и тесно, что многие считали: власти выбрали столицей Олимпиады Сараево, чтобы ускорить успешное завершение небывалого эксперимента. В каком другом городе мира в паре сотен метров друг от друга стоят католический храм, православная церковь, мечеть и синагога?

После новой войны ностальгия по празднику стала еще сильнее. Едва город оправился от разрушений, его кандидатуру снова попытались выдвинуть в олимпийские столицы. Инициатива не вызвала энтузиазма у чиновников МОК. Сначала уберите от стадиона «Кошево» выросшее там кладбище, разминируйте горнолыжные трассы на горе Белашница...

Речка Мильяцка большую часть года соответствует своему названию – она мила и несерьезна. Почти 5 веков назад мост соединил 2 главных торговых квартала Сараева – Латинлук, где селились богатые купцы-христиане, и Башчаршию, восточный город мастеров, где обитали кузнецы, гончары, чеканщики, портные и прочий ремесленный люд. Назвали мост Латинским. От его гранитного парапета юный, хлипкого вида Гаврило Принцип и стрелял в эрцгерцога и его жену. Отлитых из металла отпечатков ног, отмечающих на тротуаре место, где стоял террорист, теперь нет. Куда-то исчезли в дни осады Сараева. И только табличка напоминает: «Отсюда в июне 1914 года...»

Закрылся и находившийся по соседству музей воспитавшей стрелка националистической организации «Млада Босна». На другой, «латинской» стороне Мильяцки все собираются, да никак не восстановят памятник убиенной монаршей чете. Может, потому что эрцгерцог и эрцгерцогиня не были популярны ни во времена возникшего после первой мировой Королевства Югославии, ни тем более в правление Тито. Теперь у Латинского моста зимой и летом верткие брюнеты торгуют матрешками и «женскими русскими рукавицами» - на поверку те оказываются вовсе не русскими, а главное - не спасают от холода.

Сараево сделал городом в середине XV в. турецкий военачальник Иса Бег Исхакович, строивший на берегу реки ремесленный поселок для нужд своего гарнизона. Его сарай – двор султанского наместника - стал очередным символом много векового малоазийского порыва на Балканы, еще одной вехой величия и всесилия наследников Османов. Турки медленно, но уверенно осваивали боснийское королевство. В городках и селах на берегах Босны, Дрины, Неретвы, Уны, Мильяцки росли мечети со стройными минаретами, мощные крепости, просторные постоялые дворы-сараи, где купеческие караваны имели право бесплатно останавливаться на трое суток. А также круглоголовые общественные бани, шатры исламских школ, порталы библиотек, хранивших мудреные арабские и турецкие книги, высокие часовые башни. Ислам становился в этих краях, славянских и относительно безбожных (это ведь в Боснии возникла долго будоражившая средне вековую Европу ересь богомильства), не столько религией, сколько образом жизни, укладом, многовековой привычкой. Ислам вошел в ежедневный распорядок дня, и в обычаи, и в язык. Безистан, хамам, караван-сарай, джамия, медресе, текия - эти слова не нуждаются в переводе на сербский и его новорожденный местный вариант - боснийский. Все они давно включены в речь, стали ее частью, как превратились в обыденные ритуалы и процедуры исламские традиции.

Босния и Герцеговина

По Дейтонским мирным соглашениям 1995 страна разделена на 2 автономных образования: Мусульмано-Хорватскую федерацию и Сербскую республику (административный центр Баня-Лука)

Молодые семьи возвращаются к традиционному укладу: на улице женщина должна отставать на несколько шагов, мужчина не
воспитывает детей до 7 лет

В фамилиях почтенных сараевских семейств слышны турецкие названия ремесел - Тимурджич, Бичакчич, Мутапчич, Экмекчич. Предки одного ковали гвозди, прадеды другого калили прямые длинные кинжалы, праотцы третьего шили попоны и седельные сумки, родственники четвертого пекли кислые лепешки и сладкую медовую пахлаву. Гребенщики, свечники, ювелиры, кожевенники, пушкари, оружейники, башмачники, каменщики, подушечники, водоноши, бондари, брадобреи – почти 80 ремесел, без малого 12 000 мастерских и магазинов дали названия мощеным улочкам Башчаршии, «главного города», сараевского сообщества цехов и цеховиков.

Просторные лавки торговцев, одноэтажные харчевни под черепичными крышами, меняльные конторы, тесные клетушки писарей уже несколько веков теснятся вплотную друг к другу, как деревья в лесу. Даже на самой крохотной площади – или колодец-чесма, у которого любой усталый работяга и утомленный странник напьется ключевой воды, или мечеть со стрельчатым минаретом, где каждый страждущий утолит духовную жажду. Емко и коротко написал о Башчаршии в 1660 босниец Евлия Челебич: «Это образец красоты». А единственный югославский Нобелевский лауреат писатель Иво Андрич почти столетие назад сказал тоже кратко, зато куда поэтичнее: «Вечерняя тишина в Башчаршии накрывает стук сотен молоточков».


Во время блокады на бывшем стадиона «Кошево» выросло кладбище Ковачи. Под резным похоронен президент независимой Боснии Алия Изетбегович

Площадь 51,1 тыс. кв. км.
Население 4,5 млн.
Государственный строй республика
Языки хорватский, боснийский, сербский
Герб желто-синий щит с белыми звездами

Теперь в сараевском восточном квартале, территорию которого десятилетие за десятилетием, век за веком корректировали пожары, наводнения, землетрясения, а более всего – прихоти властителей (что хуже эпидемий холеры и чумы) вряд ли увидишь настоящего чеканщика или медника. Штучный народный промысел давно превратился в массовое производство.

На рубеже XIX-XX вв. пределы разросшейся Башчаршии ограничила австро-венгерская власть - с востока от ремесленных и торговых кварталов - зданием городского парламента в псевдомавританском стиле, с запада – псевдоготическим собором Святого Сердца Христова. Бывшие партизаны Тито, установив народную республику, хотели вовсе своротить бульдозерами город мастеров - к счастью, их внимание отвлекли более масштабные социалистические проекты.

Старики вздыхают: в Башчаршии остался едва ли десяток улиц с названиями ремесел. А с другого берега Мильяцки на квартал вообще полвека глядела набережная Парижской Коммуны, теперь получившая идеологически нейтральное имя основателя города Бега Исхаковича. Но деловой дух все же сохранился: как и столетия назад, основательность и чинность мастеров-ремесленников балансируется в Башчаршии расторопностью и суетливостью трговацев.

В лавки и магазины теперь забредают только иностранные туристы. Охотно покупают новые сараевские сувениры: брелоки и ручки из автоматных патронов, украшенные чеканкой вазочки из орудийных гильз, жестяные тарелки с эмблемами миротворцев ООН. Продавец Хаким обижается: мало кто интересуется подлинным искусством - изящными кувшинами-ибриками с пухлыми талиями и узкими горлышками. Никому не нужны кривые турецкие сабли-ханджары, не говоря уже о медных казанах для перегонки ракии. Пылятся на полках терлуки - тапочки с вышивкой серебряной нитью. Зато нарасхват разбирают гипсовые бюстики маршала Тито. Никто больше не относится стрепетом к ремеслу 400-летней давности, да что там, даже олимпийская символика вышла из моды...

Хаким со своим уязвленным достоинством профессионала конечно, склонен к преувеличениям. Непохоже, чтобы прошли времена, воспетые сараевско-загребским писателем Миленко Ерговичем. Герой 1 из его рассказов, торговец из Башчаршии, однажды повесил на дверь своей лавки табличку «Не работаю из-за солнца». Ну кому, скажите, взбредет в голову трудиться в первый теплый день весны?

Ах, это жаркое, томное сараевское солнце, лишающее сил, в послеполуденные часы сжигающее дотла даже камни узких мостовых Башчаршии. Ах, эта восточная нега, маревом разлитая в воздухе, это тягучее, как сахарная нуга, время от обеда до ужина, которое все никак не пройдет. Кап-шлеп-кап – это мерное биение капель о поверхность озерца глубиной с ладошку в нише мраморного источника-шадрвана на площади, сладкие слезы сараевского бахчисарайского фонтана. Ах, этот запах кофе повсюду – запах, от которого не скрыться, да и скрываться никуда не хочется. В Сараеве по-прежнему варят великолепный кофе, который подают в медных джезвах
на медных подносах и разливают в крошечные, на глоток, фарфоровые чашечки. В Сараеве пьют не kavu, как в деловом, тянущемся в Европу Загребе, и не кафу, как в космополитичном, вечно суетящемся Белграде, а кахву. Да-да, вот так, с восточным гортанным придыханием, с зерном кориандра и с щепотью корицы, с восхитительной дрожащей шапочкой смуглой пены у медной шейки пузатой турки. Здесь по-прежнему на решетке, наверное, лучшие на Балканах колбаски из рубленого мяса с луком – чебабчичи, здесь в любой бурекджнице вам подадут за грош набор буреков - пресных восточных пирожков из слоеного теста с сыром, шпинатом, с мясом, с тыквой или просто – ни с чем.

С Олимппиадой-84 пришла кола в банках – экзотика даже по
меркам югославского полукапитализма. Панно на стенах этого кафе – воспоминание о зимних олимпийских играх 1984 – предмете гордости для всех жителей Сараева

Французский этнограф Шарль Диль писал: «Здесь оттоманское море разбилось о славянский берег». Сараевский муэдзин созывает правоверных славян на предвечерний намаз в Гази Хусрев-бегову мечеть. Бег Гази Хусрев, рожденный в Греции в конце XV столетия сын султанской дочери и боснийского торговца, просидевший наместником в Сараеве четверть века и как раз рядом со «своей» и мечеть похороненный, был, оказывается, видным воином и просветителем - разбил армии венгров и венецианцев, железной рукой подавлял крестьянские восстания, а в свободное от борений время открыл в городе высшую духовную школу, торговый центр по высшим стандартам своего времени, распорядился построить часовую башню, больницу, общественные бани и дом призрения. При нем в Сараеве работали 70 начальных школ-мектебов и полтора десятка средних - медресе. И в честь этого бега который век здесь поет муэдзин, но теперь призывы на молитву оглашаются в записи - на минарете видны репродукторы. Все остальное - без лукавства. У дверей самой красивой и самой важной в Сараеве мечети прихожане аккуратно сбивают землю с обуви и разуваются, как и 10, и 100, и 400 лет назад. Молятся по-арабски, но говорят на языке, «группа крови» которого та же, что и у принятого на пространстве от Калининграда до Владивостока.

Завоеватели-турки не только насильственно обращали в свою веру. В Османской империи немусульмане были сильно ограничены в правах, и с каждым десятилетием число «добровольно» принявших ислам славян возрастало. Но Сараево всегда оставался веротерпимым городом: рядом с минаретами давным-давно возник православный район Стари Варош, по соседству с купцами из Дубровника и Млета обустроились бежавшие от испанской инквизиции евреи-сефарды. Веками жили рядом в «медном городе ремесленников» и торговали в соседних лавках Башчаршии мусульмане-бошняки и влахи, турки и сербы, албанцы-арнауты и магрибские арабы, хорваты и евреи.

Традиции этого добрососедства вряд ли убьют война или время, которые горазды крушить могучие державы и империи. Пожилой товарищ-господин Экрем Курспахич, в квартире которого я как-то остановился в Сараеве – ветеран партизанской армии, не изменивший ни коммунистическим убеждениям, ни исламским обрядам – рассказывал мне, как юношей встречал в Башчаршии и монахов-францисканцев, и бродячих дервишей. На прогулку со своей первой любовью юный Курспахич отправлялся под бдительным взором няни. Все, что разрешалось молодым людям – держаться за разные концы свернутого носового платка.

А торговец Хаким вспоминает, как в 1984 появилась кока-кола в банках. И это был не просто напиток, а примета западного образа жизни, который принесла Олимпиада в полувосточный город.

Сараево так и застрял между западом и востоком, второй по числу жителей-мусульман город Европы (если первым считать Стамбул). По улицам славянской столицы ислама фланируют модные юноши и девушки, но мелькают в толпе и платки-марама. Ибрагимы и Ахмеды с широкими славянскими лицами ухаживают за смуглянками, которым по моде 1984 давали западные, опереточные для русского уха имена - Сабина, Сильвия, Сильвана. За столиками кафе пересказывают свежие анекдоты, и герои городского фольклора - Муйо, Суйо (Мохаммед, Сулейман) и Фатима - думают, поверьте, вовсе не о религиозной морали. Романтическая жизнь молодежи кипит на центральном проспекте. Одной его части уже вернули историческое название – «Ферхадие», у другой еще не отобрали – «Тито».

Как-то осенью на этом проспекте я увидел, как озябший бомж согревал руки у огня могилы неизвестного солдата. Темнело. Муэдзин уже умолк, бархатисто звал к вечерней службе колокол храма Сердца Христова. Часы на башне, сахат-куле, показывали 8 часов. Торговцы Башчаршии закрыли свои ханджары и ибрики, в жаровнях харчевен уже фырчали древесные угли. В банях Гази Хусрев-бега распахнулись двери казино, а в караван-сарае Морич-хана как обычно встречал гостей ресторан.

Добродошли в Сараево!

Кому интересно посмотреть фотографии в хорошим разрешении - они здесь.