О государстве и праве
12/08/2008 08:06 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
rositsaИнтересные размышления френда.
Политический арбитраж как ключевой элемент суверенитета
Ключевой тезис: Утрата государством суверенитета начинается, когда государство утрачивает функцию верховного арбитра на своей территории.
Потеря суверенитета не обязательно связана с распадом государства или его завоеванием. Скорее наоборот – чаще в истории мы увидим установлении личной унии или внешнего протектората относительно мирным путем. При этом ключевой частью суверенитета, которую перехватывают строители колониальных империй, была именно функция политического арбитража. Через определенное время после закрепления западных торговых компаний на берегах Индии, Индонезии, Китая, не говоря уже об Африке, местные князья или губернаторы провинций для решения споров между собой вынуждены обращаться к поставщикам современного оружия, которые не упускали случаев максимально усилить политические противоречия. И наоборот – как самый яркий исторический пример, обретение независимости современной Индией начиналось с трудного восстановления высшей инстанция политического арбитража в лице Махатмы Ганди. Когда индийцы стали ставить оценки политике и даже законам колониальных властей, и действовать в соответствии с этой оценкой.
В политическом противостоянии СССР и США обе стороны пытались сконструировать общественные инстанции для морального осуждения политики соперников. Всемирный охват и профессионализм информационной машины Запада оказались мощнее, а провокации спецслужб намного изощреннее. К этому нужно добавить прогрессирующую недееспособность брежневской элиты и неумное давление бюрократии на творческую интеллигенцию. Так что не приходится удивляться, что к середине 1980-х политики США и западная пропагандистская машина приобрели право давать политические оценки субъектам и событиям политики в СССР.
Ещё очевидный пример, когда восточноевропейские государства добровольно отказываются от суверенитета в пользу НАТО и ЕС задолго до вступления, а иногда и вместо него: государство-кандидат отдает право давать политические оценки своему правительству чиновникам из Брюсселя. Наверное, для тех стран, которые уже получили формальное членство в ЕС, такой отказ от суверенитета выглядит оправданным. Хотя уже сейчас проявляется тенденция, когда западные европейцы сначала торпедируют проект европейской конституции, а потом начинают говорить о «двухскоростной Европе». Т. е. налицо желание закрепить за восточными европейцами статус зависимой периферии.
А теперь посмотрим с этого ракурса на недавнюю историю распада Советского Союза. Когда в начале 1988 вспыхнул спор о статусе Нагорного Карабаха, это был явный кризис союзного центра как политического арбитра. Однако этому явному проявлению дисфункции суверена предшествовал целый ряд кризисов, в которых позиция политического арбитра была постепенно утрачена Горбачевым, принесена в жертву иным соображениям.
Например, Горбачев упустил шанс для усиления позиции верховного арбитра. Отсюда неизбежный результат и главная причина распада государства – несоответствие масштаба личности лидера масштабам страны. Так же Николай II постепенно разрушил функции суверена, оказываясь в виноватой позиции в спорах. На этом фоне Горбачев, который все-таки позволил обществу выстроить цивилизованные демократические формы политического арбитража, заслуживает все же похвалы и вполне приличного места в истории. К тому же даже советская конституция не отрицала право эстонцев и туркмен, украинцев и русских на собственные суверенные государства.
Октябрьские события 1993 в Москве – самая наглядная иллюстрация того риска, когда в ходе демонтажа механизмов политического арбитража ситуация быстро скатывается в хаос гражданской войны. При этом анализ кризисной ситуации будет заведомо неполным и неверным, если продолжать трактовать ее лишь как противостояние 2 сторон – президента и верховного совета, одинаково стремящихся к полной гегемонии. На самом деле, если не противостоящих, то конкурирующих сторон было 3, включая еще и Конституционный суд. А реальным политическим призом, за который боролись политики, были как раз полномочия верховного политического арбитра.
Умеренное крыло в руководстве совета и в правительстве предприняло попытку организовать переговоры под эгидой Алексия Второго. Однако его политическая роль не могла выходить за рамки оценок морально приемлемых, то есть исключительно мирных форм разрешения политического кризиса. Свою важную, но косвенную роль это публичное моральное осуждение политического экстремизма и насилия сыграло. Сторона, первой поддавшаяся на провокации и поданная в мировом информационном эфире как вооруженный агрессор, немедленно теряла всякую легитимность. И этой проигравшей стороной вполне добровольно стали «защитники Белого дома», зачем-то организовавшие штурм здании мэрии и отрядившие вооруженных людей под стены Останкино.
В чем же урок октябрьских событий? Разве Ельцин не добился своего и не стал единоличным арбитром во всех политических спорах вплоть до кризиса в 08.1998? Разве Зорькин не проиграл свою борьбу и не был вынужден оставить председательский пост на 10 лет? Однако проигрыш в политике наступает только, если политик озабочен исключительно личным статусом, как Руцкой с Хасбулатовым или Горбачев. Если же политик борется, пусть даже под давлением обстоятельств, как Ельцин, за утверждение высших ценностей, то проигрыш исключен. Это подтверждает и возвращение Зорькина на пост председателя конституционного суда в 2003.
Если бы Ельцин не испытывал сопротивление и тем самым не получил опору внутри российской политической элиты в лице Зорькина, то он был бы вынужден следовать исключительно логике внешнего давления, опираться на те или иные внешние силы.
1 из политических следствий такого внешнего давления стало силовое вмешательство федеральной власти во внутричеченский конфликт в к. 1994. В провоцировании конфликта активно участвовали руководители того же московского управления контрразведки, что и в октябрьских событиях вокруг «Белого дома».
Политический арбитраж как ключевой элемент суверенитета
Ключевой тезис: Утрата государством суверенитета начинается, когда государство утрачивает функцию верховного арбитра на своей территории.
Потеря суверенитета не обязательно связана с распадом государства или его завоеванием. Скорее наоборот – чаще в истории мы увидим установлении личной унии или внешнего протектората относительно мирным путем. При этом ключевой частью суверенитета, которую перехватывают строители колониальных империй, была именно функция политического арбитража. Через определенное время после закрепления западных торговых компаний на берегах Индии, Индонезии, Китая, не говоря уже об Африке, местные князья или губернаторы провинций для решения споров между собой вынуждены обращаться к поставщикам современного оружия, которые не упускали случаев максимально усилить политические противоречия. И наоборот – как самый яркий исторический пример, обретение независимости современной Индией начиналось с трудного восстановления высшей инстанция политического арбитража в лице Махатмы Ганди. Когда индийцы стали ставить оценки политике и даже законам колониальных властей, и действовать в соответствии с этой оценкой.
В политическом противостоянии СССР и США обе стороны пытались сконструировать общественные инстанции для морального осуждения политики соперников. Всемирный охват и профессионализм информационной машины Запада оказались мощнее, а провокации спецслужб намного изощреннее. К этому нужно добавить прогрессирующую недееспособность брежневской элиты и неумное давление бюрократии на творческую интеллигенцию. Так что не приходится удивляться, что к середине 1980-х политики США и западная пропагандистская машина приобрели право давать политические оценки субъектам и событиям политики в СССР.
Ещё очевидный пример, когда восточноевропейские государства добровольно отказываются от суверенитета в пользу НАТО и ЕС задолго до вступления, а иногда и вместо него: государство-кандидат отдает право давать политические оценки своему правительству чиновникам из Брюсселя. Наверное, для тех стран, которые уже получили формальное членство в ЕС, такой отказ от суверенитета выглядит оправданным. Хотя уже сейчас проявляется тенденция, когда западные европейцы сначала торпедируют проект европейской конституции, а потом начинают говорить о «двухскоростной Европе». Т. е. налицо желание закрепить за восточными европейцами статус зависимой периферии.
А теперь посмотрим с этого ракурса на недавнюю историю распада Советского Союза. Когда в начале 1988 вспыхнул спор о статусе Нагорного Карабаха, это был явный кризис союзного центра как политического арбитра. Однако этому явному проявлению дисфункции суверена предшествовал целый ряд кризисов, в которых позиция политического арбитра была постепенно утрачена Горбачевым, принесена в жертву иным соображениям.
Например, Горбачев упустил шанс для усиления позиции верховного арбитра. Отсюда неизбежный результат и главная причина распада государства – несоответствие масштаба личности лидера масштабам страны. Так же Николай II постепенно разрушил функции суверена, оказываясь в виноватой позиции в спорах. На этом фоне Горбачев, который все-таки позволил обществу выстроить цивилизованные демократические формы политического арбитража, заслуживает все же похвалы и вполне приличного места в истории. К тому же даже советская конституция не отрицала право эстонцев и туркмен, украинцев и русских на собственные суверенные государства.
Октябрьские события 1993 в Москве – самая наглядная иллюстрация того риска, когда в ходе демонтажа механизмов политического арбитража ситуация быстро скатывается в хаос гражданской войны. При этом анализ кризисной ситуации будет заведомо неполным и неверным, если продолжать трактовать ее лишь как противостояние 2 сторон – президента и верховного совета, одинаково стремящихся к полной гегемонии. На самом деле, если не противостоящих, то конкурирующих сторон было 3, включая еще и Конституционный суд. А реальным политическим призом, за который боролись политики, были как раз полномочия верховного политического арбитра.
Умеренное крыло в руководстве совета и в правительстве предприняло попытку организовать переговоры под эгидой Алексия Второго. Однако его политическая роль не могла выходить за рамки оценок морально приемлемых, то есть исключительно мирных форм разрешения политического кризиса. Свою важную, но косвенную роль это публичное моральное осуждение политического экстремизма и насилия сыграло. Сторона, первой поддавшаяся на провокации и поданная в мировом информационном эфире как вооруженный агрессор, немедленно теряла всякую легитимность. И этой проигравшей стороной вполне добровольно стали «защитники Белого дома», зачем-то организовавшие штурм здании мэрии и отрядившие вооруженных людей под стены Останкино.
В чем же урок октябрьских событий? Разве Ельцин не добился своего и не стал единоличным арбитром во всех политических спорах вплоть до кризиса в 08.1998? Разве Зорькин не проиграл свою борьбу и не был вынужден оставить председательский пост на 10 лет? Однако проигрыш в политике наступает только, если политик озабочен исключительно личным статусом, как Руцкой с Хасбулатовым или Горбачев. Если же политик борется, пусть даже под давлением обстоятельств, как Ельцин, за утверждение высших ценностей, то проигрыш исключен. Это подтверждает и возвращение Зорькина на пост председателя конституционного суда в 2003.
Если бы Ельцин не испытывал сопротивление и тем самым не получил опору внутри российской политической элиты в лице Зорькина, то он был бы вынужден следовать исключительно логике внешнего давления, опираться на те или иные внешние силы.
1 из политических следствий такого внешнего давления стало силовое вмешательство федеральной власти во внутричеченский конфликт в к. 1994. В провоцировании конфликта активно участвовали руководители того же московского управления контрразведки, что и в октябрьских событиях вокруг «Белого дома».
